Во всем мне хочется дойти До самой сути: В работе, в поисках пути, В сердечной смуте. Б. Пастернак Борис Леонидович Пастернак принадлежит к той потомственной русской интеллигенции, которая была горда “независимостью своих суждений”. “Мы не притронемся ко времени, как и не трогали его никогда”, – заявил Пастернак в одной из своих дореволюционных статей. Это “мы не притронемся ко времени” имело для жизни и творчества поэта тяжелое последствие. Затворничество и отшельничество – это ведь тоже общественная позиция.
Особенно
Зрелый человек, владевший несколькими языками, музыкант, философ, поэт, известный в литературных кругах. Многие в эти годы ушли в эмиграцию. Перед Пастернаком никогда не стоял этот вопрос – покинуть или не покинуть пореволюционную Россию. Напротив, он всегда дорожил почвой, на которой проявилась его судьба.
Еще задолго до революции двадцатидвухлетний человек писал из Берлина: “Господи!
В сорок один год поэт скажет: “Уходит с Запада душа, ей нечего там делать”. Этот патриотизм имел уже совершенно определенную социальную окраску. Борис Леонидович не поедет в Стокгольм за Нобелевской премией, боясь, что не сможет вернуться обратно в Россию. Просто откажется от премии… Пастернак не принял революцию так прямо и незамедлительно, как Маяковский, определенно заявивший: “Моя Революция”.
Он не ждал революции как социального избавления, как исторического события, способного в корне изменить жизнь России. Но, будучи зорким и чутким художником, он не мог не видеть и не чувствовать, что произошло огромное событие в истории России и мира. Отсветы этого события в той или иной форме легли на страницы его книг. Пастернак никогда не писал о связи своей поэзии с задачами пролетарской революции, но его стихи, может быть, помимо желания автора, пропитаны духом современности. Его поэма о 1905 годе начинается с автобиографических строк: Это было при нас.
Это с нами вошло в поговорку… В этом – утверждение исторической огромности того, что “было”. В поэме “Лейтенант Шмидт” показан человек, ставший во главе мятежа. Поэт показал “личность” в Восстании. “Я олицетворил в нем свой духовный горизонт”, – писал Пастернак. Не “немые индивиды”, не безликая масса, а “воспламенные души”, по мнению поэта, творят историю.
Один из них – Петр Петрович Шмидт, высказавший на суде свою правду: Напрасно в годы хаоса Искать конца благого. Одним карать и каяться, Другим – кончать Голгофой. Я тридцать лет вынашивал Любовь к родному краю И снисхожденья вашего Не жду…
Поэзия Б. Л. Пастернака показалась мне сложной для понимания и необычной. Чем? Прежде всего своим философским, очень насыщенным и глубоким содержанием. Борьба Пастернака за “неслыханную простоту” поэтического языка была борьбой не за понятность его, а за первозданность, первородность. Поэт стремился создать метафору необычную, неожиданную и тем самым особенно поражающую воображение.
А прозу Пастернака надо читать как поэзию. Когда читаешь, начинаешь понимать его стихи, их перенасыщенность чувством. В 1922 году Пастернак писал: Поэзия, я буду клясться Тобой и кончу, прохрипев: Ты не осанка сладкогласца, Ты – лето с местом в третьем классе, Ты – пригород, а не припев. Немало стихов посвятил Борис Леонидович другим поэтам – М. И. Цветаевой, А. А. Ахматовой, В. Маяковскому.
В 1925 году Марина Ивановна в посвящении Пастернаку писала: Рас-стояния, версты, мили… Нас рас-ставили, рас-садили, Чтобы тихо себя вели, По двум разным концам земли. Борис Леонидович ответил ей в 1943 году, когда, к сожалению, Марина Ивановна уже уйдет из жизни: Всегда загадочны утраты. В бесплодных розысках в ответ Я мучаюсь без результатов: У смерти очертаний нет.
Лицом повернутая к Богу, Ты тянешься к нему с земли, Но в дни, когда тебе итоги Еще на ней не подвели…