Суть случившегося события бесстрастно изложена в первой же фразе произведения. Проснувшись в день своего тридцатилетия, Йозеф К. обнаруживает, что он находится под арестом. Вместо служанки с привычным завтраком на его звонок входит незнакомый господин в черном. В соседней комнате оказываются еще несколько посторонних людей. Они вежливо извещают застигнутого врасплох К., что “начало его делу положено и в надлежащее время он все узнает”.
Эти непрошено вторгшиеся к нему в жилище люди и смешат, и возмущают, и поражают К., не чувствующего
Кто эти люди? Из какого они ведомства? Где ордер на его арест?
Почему в правовом государстве, “где всюду царит мир, все законы незыблемы”, допускается подобный произвол? На его раздраженные вопросы даются снисходительные ответы, не проясняющие существа дела. Утро кончается тем, что посетители предлагают К. отправиться, как всегда, на его службу в банк, поскольку, как они говорят, пока лишь ведется предварительное
Они сопровождают его на такси в банк, храня невозмутимое вежливое молчание. До сих пор К. имел все основания считать себя человеком удачливым, поскольку занимал прочное, солидное положение. В большом банке он работал на должности прокуриста, у него был просторный кабинет и много помощников в распоряжении.
Жизнь текла вполне спокойно и размеренно. Он пользовался уважением и коллег, и своей хозяйки по пансиону фрау Грубах. Когда после работы К. вернулся домой, он именно с фрау Грубах первой осторожно заговорил об утреннем визите и был сильно удивлен, что та оказалась в курсе дела. Она посоветовала К. не принимать происшествие близко к сердцу, постараться не навредить себе, а под конец разговора поделилась с ним своим предположением, что в его аресте есть что-то “научное”.
Разумеется, К. и без того не собирался сколь-либо серьезно относиться к инциденту. Однако помимо воли он испытывал некое смятение и возбуждение. Иначе разве мог бы он совершить в тот же вечер совершенно странный поступок?
Настояв на важном разговоре, он зашел в комнату к удивленной молоденькой соседке по пансиону, и дело кончилось тем, что он стал страстно целовать ее, чего никогда не допустил бы прежде. Проходит несколько дней. К. напряженно работает в банке и старается забыть глупый случай.
Но вскоре по телефону ему сообщают, что в воскресенье назначено предварительное следствие по его делу. Форма этого сообщения вновь весьма учтивая и предупредительная, хотя по-прежнему ничего не понятно. С одной стороны, поясняют ему: все заинтересованы поскорее закончить процесс, с другой – дело крайне сложное, и потому следствие должно вестись со всей тщательностью.
К. в задумчивости остается стоять у телефона, и в этой позе его застает заместитель директора – его давний скрытый недоброжелатель. В воскресенье К. встает пораньше, старательно одевается и едет на окраину по указанному адресу. Он долго плутает в невзрачных рабочих кварталах и никак не может найти нужное место.
Совершенно неожиданно он обнаруживает цель своего визита в одной из бедных квартир. Женщина, стирающая белье, пропускает его в залу, битком набитую народом. Все лица стертые, неприметные и унылые.
Людистоят даже на галерее. Человек на подмостках строго говорит К., что тот опоздал на час и пять минут, на что растерявшийся герой бормочет, что все же пришел. После этого К. выступает вперед и решительно начинает говорить. Он твердо намерен покончить с этим наваждением. Он обличает методы, которыми ведется так называемое следствие, и смеется над жалкими тетрадками, которые выдают за документацию.
Его слова полны убедительности и логики. Толпа встречает их то хохотом, то ропотом, то аплодисментами. Комната заполнена густым чадом. Закончив свой гневный монолог, К. берет шляпу и удаляется. Его никто не задерживает.
Только в дверях неприязненно молчавший до того следователь обращает внимание К. на то, что тот лишил себя “преимущества”, отказавшись от допроса. К. в ответ хохочет и в сердцах обзывает его мразью. Проходит еще неделя, и в воскресенье, не дождавшись нового вызова, К. сам отправляется по знакомому адресу.
Та же женщина открывает ему дверь, сообщая, что сегодня заседания нет. Они вступают в разговор, и К. выясняет, что женщина в курсе его процесса и внешне полна сочувствия к нему. Она оказывается женой какого-то судебного служителя, которому без больших моральных терзаний изменяет с кем попало. К. вдруг чувствует, что и его неотвратимо влечет к ней.
Однако женщина ускользает от него с каким-то студентом, внезапно появившимся в помещении. Затем на смену исчезнувшей парочке является обманутый муж-служитель, который ничуть не сокрушается по поводу ветрености супруги. И этот тип также оказывается вполне посвященным в ход процесса. И он готов давать К. полезные советы, ссылаясь на свой богатый опыт. К. он именует обвиняемым и любезно предлагает ему, если тот не торопится, посетить канцелярию.
И вот они поднимаются по лестнице и идут какими-то долгими темными проходами, видят за решетками чиновников, сидящих за столами, и редких посетителей, ожидающих чего-то. “Никто не выпрямлялся во весь рост, спины сутулились, коленки сгибались, люди стояли как нищие”. Все это тоже были обвиняемые, как сам К. Собравшись покинуть это унылое заведение, К. на лестнице вдруг испытывает неведомый ему прежде приступ мгновенной обморочной слабости, которую с усилием преодолевает. Неужели его тело взбунтовалось, мелькает у него мысль, и в нем происходит иной жизненный процесс, не тот прежний, который протекал с такой легкостью?.. На самом деле все обстоит еще более сложно.
Не только здоровье, но и психика, и весь образ жизни К. в результате странных событий неотвратимо, хотя и незаметно, изменяются. Как будто эти перемены не очевидны, но с неумолимостью рока К. погружается в странное, вязкое, не зависящее от его воли и желания Нечто, именуемое в данном случае Процессом. У этого процесса какой-то свой ход, своя подспудная логика, скрытая от понимания героя. Не открывая сути, явление предстает К. своими маленькими частностями, ускользая от его упорных попыток что-либо понять. Например, оказывается, что, хотя К. старается никому не рассказывать о своем процессе, практически все окружающие почему-то в курсе происходящего – коллеги по работе, соседи по пансиону и даже случайные встречные.
Это поражает К. и лишает его прежней уверенности. Оказывается также, что к процессу каким-то образом причастны совершенно разные люди, и в результате сам К. начинает подозревать любого из окружающих. Случаются и совершенно уже невероятные вещи. Так, однажды, задержавшись на службе допоздна, К. в коридоре слышит вздохи, доносящиеся из кладовки. Когда он рывком распахивает дверь, то, не веря своим глазам, обнаруживает трех согнувшихся мужчин.
Один из них оказывается экзекутором, а двое подлежат наказанию розгами. При этом, как они, хныча, объясняют, причина порки – К., который пожаловался на них следователю в той самой обличительной речи. На глазах изумленного К. экзекутор начинает осыпать несчастных ударами.
Еще одна важная деталь происходящего. Все, с кем в этой истории сталкивается К., обращаются с ним подчеркнуто вежливо и иезуитски предупредительно, все с готовностью вступают в разъяснения, а в результате получается, что в отдельности все можно объяснить и понять, притом что целое все больше скрывается под покровом выморочного абсурда. Частности подменяют целое, окончательно сбивая героя с толку. К. вынужден иметь дело лишь с мелкими исполнителями, которые охотно рассказывают ему о своих собственных проблемах и которые оказываются как бы невиновными в происходящем, а самое высшее начальство, которое он полагает ответственным за все, остается для него неизвестным и недоступным. Он ведет бой с некой системой, в которую и сам непоправимо вписан.
Так он движется по кругам своего процесса, затягиваясь в воронку странных и безликих процедур, и чем больше он стремится защитить себя, тем вернее вредит своему же делу. Однажды к нему на службу заходит родственник – дядя, приехавший из провинции. Как и следовало ожидать, дядя тоже уже наслышан о процессе и страшно озабочен. Он настойчиво тащит К. к своему знакомому адвокату, который должен помочь. Адвокат оказывается болен, он принимает дядю и К. в постели.
Он, разумеется, тоже более чем сведущ о беде, постигшей К. За адвокатом ухаживает бойкая молодая сиделка по имени Лени. Когда в ходе долгого и скучного разговора К. выходит из комнаты, Лени увлекает его в кабинет и прямо там, на ковре, соблазняет его. Дядя возмущенно отчитывает племянника, когда через некоторое время они с К. покидают дом адвоката, – опять К. навредил сам себе, ведь невозможно было не догадаться о причине его долгой отлучки из комнаты. Впрочем, адвокат отнюдь не отказывается от защиты К. И тот еще много раз приходит к нему и встречается с поджидающей его Лени – она охотно дарит К. свои ласки, однако от этого не становится герою ближе. Как и другие женщины этого романа – включая маленьких нахальных нимфеток, выныривающих в одном эпизоде, – она лукава, непостоянна и раздражающе, томительно порочна.
К. лишается покоя. На работе он рассеян, мрачен. Теперь его не покидает усталость и под конец одолевает простуда.
Он боится посетителей и начинает путаться в деловых бумагах, ужасаясь, что дает повод для недовольства. Заместитель директора уже давно косится на него. Однажды К. поручают сопровождать какого-то приезжего итальянца. Несмотря на недомогание, он подъезжает к центральному собору, где назначена встреча. Итальянца нигде нет.
К. входит в собор, решая переждать тут дождь. И вдруг в торжественном полумраке его окликает по имени строгий голос, раздавшийся под самыми сводами. Священник, который называет себя капелланом тюрьмы, требовательно задает К. вопросы и сообщает, что с его процессом дело обстоит плохо. К. послушно соглашается.
Он уже и сам это понимает. Священник рассказывает ему притчу о верховном Своде законов и, когда К. пытается оспорить ее толкование, назидательно внушает, что “надо только осознать необходимость всего”. И вот прошел год и наступил вечер накануне следующего дня рождения К. Около девяти часов к нему на квартиру явились два господина в черном.
К. словно ожидал их – он сидел на стуле у двери и медленно натягивал перчатки. Он не видел оснований оказывать какое-либо сопротивление, хотя до последнего испытывал пристыженность от собственной покорности. Они молча вышли из дома, прошли через весь город и остановились у заброшенной маленькой каменоломни. С К. сняли пиджак и рубашку и уложили головой на камень. При этом жесты и движения стражей были крайне предупредительны и учтивы.
Один из них достал острый нож. К. краем сознания почувствовал, что должен сам выхватить этот нож и вонзить его в себя, но сил у него на это недоставало. Последние мысли его были о судье, которого он так никогда и не видел, – где он? Где высокий суд?
Может быть, забыты еще какие-то аргументы, которые могли бы сохранить ему жизнь?.. Но в этот миг на его горло уже легли руки первого господина, а второй вонзил ему нож глубоко в сердце и дважды повернул. “Потухшими глазами К. видел, как оба господина у самого его лица, прильнув щекой к щеке, наблюдали за развязкой. “Как собака”, – сказал он, как будто этому позору суждено было пережить его”.
(2 votes, average: 5.00 out of 5)